Мне посчастливилось познакомиться с замечательной женщиной Леей Колтун. Она с грустью и горечью рассказала мне о трагедии евреев Латвии и её родного города Даугавпилса, о гибели почти всех членов её семьи и родственников в годы нацистской оккупации, о том как всем смертям назло она осталась жива.
Гитлеровцы и добровольные латвийские головорезы из расстрельных команд залили всю Латвию еврейской кровью. Во рвах, лесах, песчаных дюнах нашли свою смерть более 80 тысяч (из живших тут до войны около 90 тысяч) латвийских евреев, а также многие тысячи евреев из Литвы, Австрии, Германии, Чехословакии, Бельгии, Франции и других стран. Исследователи считают, что в Латвии, кроме местных евреев, нацисты уничтожили не менее 200 тысяч их соплеменников из других стран Европы.
В городе Даугавпилсе и близлежащих небольших местечках накануне Второй мировой войны жили более 16 тысяч евреев. Почти все они были убиты. Каким-то чудом избежали смерти всего 400 человек (2,5 процента). Вместе с латвийскими евреями города нацисты там расстреляли большое количество еврейских беженцев из соседней Литвы, настигнутых на дорогах войны стремительно наступающими гитлеровскими войсками.
Перед войной семья Леи, включая всех родственников, насчитывала 40 человек. Уцелели всего четверо: Лея, её тётя Зелда, заменившая ей маму, и две двоюродные сестры, которые с 1947 года жили в Нью-Йорке. Остальные члены этой семьи были нацистами “вычеркнуты из списка живых”.
О судьбе Леи и её семьи я хочу рассказать в этой статье.
Лея Лесина (после замужества – Колтун) родилась в 1926 году в городе Даугавпилсе (прежнее название города – Двинск), где более 30 процентов населения составляли евреи. В том городе дружно и мирно жили несколько поколений этой трудолюбивой семьи. Средства к существованию для них в основном давала красильная мастерская Леиного дедушки Иосифа.
Когда девочке было всего три года, во время родов умерла её мама. Малышка Леале и её новорожденный братик Мойшеле остались без матери, и их воспитывали бабушки и дедушки (как со стороны матери, так и со стороны отца).
В 1934 году отец Леи, как это часто случалось в то время в еврейских семьях, женился на младшей сестре умершей жены. И тётя Зелда стала матерью для своих осиротевших племянницы и племянника. Но Лея не смогла называть её мамой. Всю жизнь, несмотря на взаимную любовь и выпавшие на их долю совместные большие страдания, она называла её только тётей.
Когда 22 июня 1941 года Вермахт внезапно напал на Советский Союз, семья Леи и их соседи пытались на подводах убежать от наступавших немцев. Но из Латвии их не выпустили вооружённые латыши (позднее эти бандиты образовали латвийские эсэсовские подразделения и вспомогательную полицию). Избитые беженцы были вынуждены возвратиться назад в город Даугавпилс.
Отравленные ненавистью латвийские националисты начали убивать своих еврейских соседей даже раньше, чем в том или ином месте появлялись немцы. За первый месяц войны по всей Латвии в антисемитских погромах, организованных латвийскими националистами, погибли тысячи евреев.
4 июля 1941 года гитлеровцы и их латвийские приспешники заживо сожгли более 800 евреев из Латвии и беженцев из Литвы вместе с Рижской Хоральной синагогой. В начале июля 1941 года в Латвии были также сожжены пять других синагог вместе с загнанными туда евреями.
Начиная с ноября и до конца 1941 года в лесу Рамбули, около Риги, гитлеровцы и латыши из добровольных расстрельных команд убили 25 тысяч евреев Латвии из 32 тысяч, загнанных в Рижское гетто. На освободившееся место в гетто гитлеровцы до весны 1942 года привозили евреев из Германии и других стран. Летом 1943 года всех оставшихся живыми узников Рижского гетто вывезли в концлагерь Кайзервальд, около Саласпилса. Спустя год, убегая от наступающих советских войск, немцы и их латвийские пособники уничтожили большую часть этих узников, а оставшихся работоспособных людей перевезли в концлагеря на территории Польши и Германии.
Но вернёмся в Даугавпилс. Город был оккупирован немцами 26 июня 1941 года. Перед отступлением воинские подразделения Красной Армии подожгли многие дома, и часть города была сожжена.
Там чудовищные гонения на евреев начались сразу, как только гитлеровцы туда ворвались. Город Даугавпилс издавна был известен как один из центров организованного активного сопротивления антисемитам. Это учли гитлеровцы и их местные прислужники. Поэтому их первым злодейским шагом было решение уничтожить молодых боеспособных мужчин, чтобы обезглавить возможное еврейское сопротивление. Поводом послужил пожар в городе. Гитлеровцы распространили слухи о том, что якобы евреи являются виновниками его возникновения.
Было приказано, чтобы 29 июня 1941 года все мужчины-евреи в возрасте от 18 до 60 лет явились на базарную площадь. Вопрос: идти или не идти – был главным в каждой семье. И многие мужчины спрятались в тайниках, в укромных уголках. Латвийские националисты усердствовали изо всех сил. Они рыскали по домам, чердакам, погребам, издевались над беззащитными людьми и силой пригоняли на базарную площадь тех, кто плохо спрятался.
На сборном пункте собрались несколько тысяч мужчин. Им приказали построиться в колонну. И тут раздались первые выстрелы. Нескольких евреев застрелили на месте только за то, что они "плохо стояли" в строю или что-то сказали соседу. После унижений, издевательств и оскорблений безвинных людей заперли в тюремные камеры. А затем в течение двух недель их группами ежедневно расстреливали в железнодорожном саду, вблизи тюрьмы. Рвы для своих могил рыли сами евреи. После заполнения рвов трупами другие узники их закапывали. В рвах возле тюрьмы нашли свою могилу Леин папа Шлейме и ещё три её родственника.
А потом настала очередь тех, кого миновала первая кровавая "акция". Многие женщины с детьми, пожилые люди, в том числе обе бабушки и оба дедушки Леи, её тёти, двоюродные сёстры и двоюродные братья были пойманы в облаве и загнаны в одну из синагог города. А через несколько дней их всех расстреляли в Старофорштадском лесу. Песчаная почва этого леса пропитана кровью евреев Даугавпилса. Там нацисты убили большинство близких родственников Леи.
Затем последовал приказ, чтобы до конца июля 1941 года все евреи переселились в специально предназначенное для них гетто, расположенное в старой цитадели, находящейся в нескольких километрах за Гривой, около реки Даугава. С раннего утра до позднего вечера латвийская вспомогательная полиция врывалась в дома и группами гнала людей под вооружённой охраной по железнодорожному мосту в цитадель. Перед этим у них забирали драгоценности. К 30 июля 1941 года евреи Даугавпилса, окрестных местечек и беженцы из Литвы, настигнутые немцами, были согнаны в гетто.
Внутри цитадели находилось длинное двухэтажное здание. На первом этаже были неочищенные от навоза конюшни, а на втором – солдатские казармы. В первые дни войны, когда шли бои за город, это здание было основательно разрушено: выломаны двери, в окнах отсутствовали стёкла, крыша местами была дырявой, а полы – выжженными. Везде валялись головешки и лежал пепел. В конюшне стоял невыносимый запах навоза. Первые пригнанные туда евреи ещё имели "счастье" захватить кусочек крыши над головой и угол получше. Кому-то удалось где-то раздобыть доски и соорудить нары.
Лея, её двенадцатилетний брат Мойше и их тётя Зелда разместились в дальнем углу казармы. Теснота была невыносимая. Затем разделили семьи: мужчин и женщин поселили раздельно. Только малюток разрешали оставить матерям. Зато гитлеровцы издевательски организовали совместный туалет для мужчин и женщин.
Каждый день в гетто пригоняли новых евреев. Теснота увеличивалась. На первом этаже корыта для лошадей превратили в колыбели для младенцев. Намного хуже было тем узникам, кто попал в гетто позже, кому не хватило места в разрушенных казармах и конюшне, и по этой причине вынужденных оставаться во дворе под открытым небом. Таких ужасных условий существования, как в Даугавпилсском гетто, наверное, не было ни в каком другом гетто оккупированной Европы. К тому же за малейшее нарушение установленного жестокого режима нацисты там устраивали публичные казни, заставляя на них присутствовать большое число узников.
Нацисты в Даугавпилсе евреев загнали в тесное пространство, огороженное со всех сторон, чтобы их было удобно сторожить и уничтожать. И начались одна за другой "акции" по истреблению людей только за то, что они родились евреями.
29 июля 1941 года в гетто с самого утра приехал усиленный наряд эсэсовцев, гестаповцев и местной вспомогательной полиции. Они собрали всех евреев старше 60 лет якобы для того, чтобы разместить их в другом гетто с "лучшими условиями жизни". Длинная колонна пожилых людей после обеда покинула гетто. Больных и слабых даже посадили на грузовые автомашины. Ночь старые люди провели где-то в Межциемском лесу, а утром их пригнали на открытую поляну, окружённую со всех сторон деревьями, и расстреляли в длинных, широких и глубоких рвах, которые заранее были вырыты узниками гетто.
2 августа 1941 года двор гетто снова заполнили гитлеровцы и латвийские полицейские. На этот раз узникам сказали, что евреев из местечек перевезут в отдельный лагерь. Но обманутых людей погнали к месту расстрела. Нашлись свидетели, которые видели, как многие обманутые, истекающие кровью люди бросались на своих убийц и голыми руками боролись до последнего вздоха. Более двух десятков палачей они ранили, а некоторых задушили и затащили вместе с собой в ров.
В гетто стало чуть просторней, но нищета была неимоверной и росла изо дня в день. От скудных запасов пищи, которые евреи принесли с собой в заточение, давно уже не осталось и воспоминаний. Начался страшный голод. В так называемом "супе", который готовили в общей кухне для всех узников, плавали сгнившие листья капусты, гнилой картофель и картофельная кожура. Большим праздником была возможность получить маленький кусочек хлеба.
Из гетто ремесленников и ещё крепких людей под конвоем гнали на тяжёлую изнурительную работу в различные предприятия города, которые находились в нескольких километрах от гетто. Поэтому во многих местах, где группы евреев работали постоянно, хозяева выделяли комнату или две, чтобы в них разместить узников. Те, кому повезло так "устроиться", считали это за великое счастье: улучшались условия жизни, временно не угрожали "акции".
В гетто постоянно проводились сортировки ("селекции") людей. Крутились фашистские “жернова”, и новыми жертвами становились неработоспособные, больные, старые и слабые евреи, которые уже не могли приносить пользу Германии. Ремесленников и более крепких людей не расстреливали до тех пор пока из них не высасывали все силы. Люди сами стремились устроиться на работу, чтобы стать обладателями рабочих удостоверений, которые были равнозначны разрешениям на право жить. Но это была временная гарантия безопасности.
Смерть угрожала работающим узникам также на каждом шагу. Чтобы оставаться живыми, необходимо было постоянно проявлять находчивость и силу воли. Лее и её тёте во время одной из "акций" удалось спастись от смерти, перебежав и втиснувшись в колонну возвращавшихся с работы ремесленников. Охранники этого не заметили.
Самая крупная "акция" из тех, которые гитлеровцы и их пособники осуществили в Даугавпилсском гетто, была в ноябре 1941 года. Всех узников выгнали из казарм. Латвийская вспомогательная полиция шныряла по всем углам, даже заглядывала под нары, чтобы никто не мог избежать сортировки. На этот раз Лею от неминуемой смерти спасли движимые добротой две совершенно ей посторонние женщины, Рохл Горовая и Песя Чиз. Они работали портнихами по ремонту одежды эсэсовцев и вписали девушку в состав своих семей. В день ноябрьской "акции" Лея вместе с портнихами и другими специалистами была загнана в отдельное помещение.
На следующий день их увезли в город на работу. А оставшихся в гетто узников угнали в Межциемский лес и там расстреляли. Тётя Зелда спаслась, работая в те дни за пределами гетто. Она спряталась в подвале одного из домов, там переждала опасное время и затем незаметно присоединилась к прибывшим на работу узникам гетто. А брата Леи на этот раз сумели спрятать от гитлеровцев и их пособников рабочие кухни.
Рано утром 1 мая 1942 года гитлеровцы приказали, чтобы все работающие узники, жившие в гетто, построились в колонну. Когда рабочие вышли за ворота гетто, там их уже ждали охранники, которые развезли евреев на места работы в разные районы города. Но как только работающие евреи оставили гетто, появились машины с усиленными отрядами эсэсовцев, гестаповцев и латвийских полицейских. Снова заработала безжалостная гигантская “мясорубка”. Прикованные к постелям больные люди были убиты на месте. Узников избивали прикладами. Убийцы тщательно проверили все возможные убежища, даже дымоходы и все закоулки цитадели.
Яков Серейский – единственный человек, который в тот день во время "акции" был в гетто и остался живым. Когда люди метались по зданию гетто в поисках укрытия, он спрятался в узеньком оконном проёме, замаскировался сеном и соломой, которые нашёл в казарме. Гитлеровцы и латвийские головорезы, рыскавшие по зданию в поисках беглецов, стояли рядом с ним, но его не заметили. Яков Серейский засвидетельствовал, что чудовищные злодеяния и зверства, совершённые во время "акции", в тот день были страшнее, чем когда-либо до сих пор. В младенцев и обнаруженных в укрытиях людей стреляли разрывными пулями, распарывали мученикам животы, выбрасывали их из окон второго этажа. Убитые валялись, кто без руки, кто без ноги. Кровью была залита вся территория гетто.
А оставшихся живыми евреев увезли в тюрьму. Там их раздели, обыскали, забрали ценности и добротную одежду, а затем затолкали в машины и увезли на расстрел. Во время той "акции" был убит Леин брат Мойше.
После "акции" 1 мая 1942 года гетто опустело. Его ликвидировали. Ушла охрана. Оставшихся к этому времени живыми немногих трудоспособных евреев переселили в Даугавпилсскую крепость. По сравнению с невыносимыми мучениями в гетто жизнь в крепости была немного легче. Но евреи продолжали тяжело работать и испытывать чувство полной безнадёжности. Страх смерти как дамоклов меч продолжал висеть над головой каждого из них.
В таких условиях Лея, её тётя Зелда и другие евреи прожили до 28 октября 1943 года. В тот день, рано утром, крепость была окружена гитлеровцами. Началась страшная паника. Лея и её подруга попытались спрятаться в проломах крепостной стены, но их нашла немецкая овчарка.
Всех уцелевших евреев из Даугавпилса увезли в концлагерь Кайзервальд, откуда Лею и её тётю вместе с другими евреями отправили в рабочий концлагерь Эрреда в Кохтла-Ярве (Эстония) на вспомогательные работы по добыче горючего сланца.
В сентябре 1944 года, с приближением к Эстонии наступающих советских войск, изнурённых узников концлагерей, как скот, погрузили на корабль, чтобы доставить в лагерь уничтожения в Штуттгофе. Корабль был переполнен. Там царила страшная антисанитария, не было даже туалета. В пути узников не кормили и не давали пить. Над ними издевались, распуская ложные слухи, насмехались.
Когда узники прибыли в Штуттгоф, там день и ночь из высоких труб крематория валил густой дым. Лея и сегодня не может забыть гору человеческого пепла недалеко от крематория. Тем пеплом немцы удобряли поля. Там один раз в день давали кипячённую воду, в которой плавали крапива, гнилая картошка или свекла и ещё какая-то трава. Одна железная миска с этой “бурдой” предназначалась для двоих, но ложек не давали. Так гитлеровцы вызывали у голодных людей ненависть друг к другу.
Затем узников, которые ещё могли держаться на ногах, отправили на каторжные работы в разные концы Германии. Лею и её тётю Зелду в числе 500 женщин привезли в отделение концлагеря Нойенгеймме на военный завод фирмы "Хак" (недалеко от Гамбурга). Женщины там работали до 4 апреля 1945 года, после чего их отправили в лагерь уничтожения Берген-Бельзен.
Когда в этот лагерь уничтожения привезли женщин, там свирепствовал брюшной и сыпной тиф. Полумёртвые узники, вконец обессиленные от голода, болезней и ожидания смерти, валялись на полу бараков. Крематорий от большой нагрузки вышел из строя. Вновь прибывших женщин гитлеровцы заставили перетаскивать трупы умерших людей и укладывать их в штабеля. Затем эти штабеля обливали горючей смесью и поджигали. В воздухе стоял дым с запахом жареного мяса. Так гитлеровцы заметали следы своих преступлений.
15 апреля 1945 года лагерь уничтожения Берген-Бельзен освободили британские войска. Но радость свободы была неполной. Лагерь закрыли на карантин. Английские военные врачи и солдаты приняли все возможные меры, чтобы спасти больных. Лея также заболела брюшным тифом. Первое время она была без сознания, но молодой организм и британские лекарства победили болезнь. Лея и часть других узников выздоровели. Спаслась и её тётя Зелда. А несколько тысяч узников из разных стран Европы спасти не удалось. Истощённые люди умерли от тифа. После выздоровления Лея и её тётя Зелда вернулись в Даугавпилс. Перед их отправкой в Латвию они находились в лагере для перемещённых лиц, где им оформили документы для возвращения в Даугавпилс.
Её мужество и силу воли не смогли сломить злодеяния гитлеровцев и их приспешников. Случилось почти невозможное – она сумела выжить в том аду и постепенно как мифологическая птица Феникс “возродилась из пепла”. Лея вышла замуж за очень хорошего человека Рахмиела Колтуна, бывшего узника ужасного Каунасского гетто и концлагерей в Литве. Она создала прекрасную семью, родила сына и дочь, которые стали образованными, достойными людьми и подарили своим родителям славных внучек.
Их генеалогическое древо жизни даёт новые побеги.
Напечатано в газете "Взгляд" №452 от 5 мая 2001 года и №453 от 12 мая 2001 года.
