Глава I

Детство

Я родился в еврейском городе Вилкомире в Литве в 1903 году. Наше семейное древо в Вилкомире известно как семья Зархи, которая издавна слыла семьёй искусных медников. Эта профессия передавалась из поколения в поколение. Мой дедушка Абе гордился тем, что был потомственным медником. Его отец, дедушка, прадедушка, сам Абе, его сыновья и зять были настоящими художниками в своей профессии медников.

Мои детские годы были прекрасными, счастливыми, удивительными, полными наслаждения. Каждый день, каждый час открывал мне новые уголки окружающего мира. Вокруг было столько интересного, удивительного: искусная работа моего дедушки Абе в медницкой, где он изготавливал великолепную кухонную утварь и другие изделия; столярная мастерская Левина, где её хозяин Шмуел и два его сына из обычных брусков дерева вытачивали ножки для стульев, столов, изготавливали комоды, буфеты с удивительными резными узорами; небольшая чулочная мастерская; салон Бенцы-парикмахера, где мастер своими острыми ножницами подстригал еврейские усы и бороды, делая евреев "важными персонами", "аристократами"; шинок Меира, в подвале которого зимой закладывался лёд для охлаждения продуктов в тёплое время года; городской колодец, у которого с утра до вечера ожидали клиентов водоносы; кирпичный завод; баня; дубильная мастерская, где обрабатывались кожи и меха специальными растворами; речка с мостом; пекарня; богатые магазины и мелкие лавочки со множеством самых разных товаров – от леденцов и сахарных головок до керосина и свечей; дома богатых людей и лачуги бедняков; синагоги. И всё это находилось недалеко от нашего дома. Это был мой город, мой основной источник познания окружающего мира.

Времена года вносили в мою жизнь своё разнообразие. Зима приносила с собой скрипучий снег, радость катания на санках с горок. В весенние дни я очень ждал тепла, чтобы избавиться от зимней одежды, радовался весенним праздникам Пейсаху (религиозному еврейскому празднику, который ассоциируется с исходом евреев из Египта – примечание переводчика) и Швуесу (религиозному еврейскому празднику, символизирующему силу Торы – законов еврейской религии, полученных Моисеем от Б-га на горе Синай, а также близость человека к природе – примечание переводчика) с их вкусными лакомствами. Перед Пейсахом столярная мастерская Левина превращалась в место для изготовления из незаквашенного теста мацы, которая заменяла евреям в эти праздничные дни хлеб. И я там часто "вертелся под ногами".

Я очень хорошо помню тот день, когда дедушка повёл меня в первый раз в хедер (в религиозную еврейскую частную школу того времени, где учились только мальчики и изучали только Тору – примечание переводчика). Перед началом учёбы дедушка меня некоторое время подготавливал к этому событию, учил еврейскому алфавиту. Когда мы зашли в хедер, дедушка произнёс благословение и посадил меня рядом с меламедом (религиозным учителем – примечание переводчика), а уходя дал мне наказ, чтобы я был хорошим учеником, учился с большим старанием и слушался меламеда.

И я, ошеломлённый, остался сидеть на скамейке. Когда я немного пришёл в себя, мои глаза встретились с вытаращенными глазами других детей, сидящих на скамейках вокруг длинного стола. Пол в комнате был земляной. На краю стола лежала кожаная плётка. Я покосился на неё. Это заметила жена меламеда. Она подошла и погладила меня по голове. Чтобы меня ободрить, она сказала: "Успокойся, Шайкеле. Плётка – не для тебя". Её милая улыбка меня немного утешила. Меламед проверил мои знания еврейского алфавита. Я ответил без запинки. Учитель остался доволен, и, как мне показалось, – плётка тоже.

Дедушка интересовался моей учёбой. Каждую субботу, после обеденной дремоты, он просил меня рассказать, что я выучил за эту неделю. Бабушка обычно во время этой проверки угощала меня яблоком, грушей, коржиком или конфетой.

После того как я начал учиться в хедере, я вместе с дедушкой стал посещать синагогу. Мы вместе проходили небольшое расстояние от нашего дома до синагоги, где наша семья молилась. Моя маленькая ручка лежала в большой дедушкиной руке, и я чувствовал себя уже взрослым человеком.

Закончив учёбу в хедере, я поступил учиться в еврейское училище. Учёба там расширила мой мир, обогатила его новыми впечатлениями. Расширился круг моих друзей. Кроме знакомого с детства уголка города я узнал и другие места. Среди них – "американский двор". Там в основном обитали женщины с маленькими детьми, чьи мужья, старшие сыновья и дочери уехали в далёкую Америку искать счастье. Они ждали, когда их близкие найдут там это счастье и вызовут к себе свои семьи. Дома в "американском дворе" были расположены в виде подковы и оставляли свободной большую площадь, обособленную от Ковненской улицы. Для детей этот двор был настоящим раем, местом для всевозможных игр без каких-либо помех. Игры прерывали только голоса мам, которые напоминали своим детям, что пришла пора выпить стакан молока, скушать масляную или луковую лепёшку, баранку, а также тогда, когда звали детей домой на ужин.

Бывая в "американском дворе", я имел возможность по дороге домой забежать к нашим родственникам, семье Касель, в их большой магазин, где я всегда находил что-то интересное.

В моей памяти сохранились также отдельные случаи наших озорных школьных шалостей. Расскажу о двух из них.

Однажды преподаватель религиозных предметов в еврейском училище ребе Яктан дал задание всем ученикам самостоятельно прочитать одну из глав Торы. (Примечание переводчика. Ребе – духовный наставник, служитель культа в иудаизме). Во время нашего чтения учитель уснул. Концы его красивой белой, пушистой бороды опустились на стол. Послышался храп. Несколько мальчиков взяли клей, намочили им концы бороды и приклеили бороду к столу. Прошло немного времени, и ребе Яктан проснулся. Хотел поднять голову, рванул бороду и... понял, что случилось. С большим трудом он отклеил от стола свою бороду и очистил её концы от застывших капель клея. Его глаза гневно осмотрели весь класс. А затем началась нотация, после которой всем нам стало очень стыдно. Если бы перед нами разверзлась земля, мы бы с радостью прыгнули туда, только, чтобы не видеть пылающий праведным гневом взор ребе Яктана и не слышать его нравоучений. Легче было бы перенести сильные удары плёткой, чем видеть гнев нашего учителя.

Припоминаю также и другой случай. Однажды во время перемены мы бегали во дворе училища, и кто-то из нас заметил, что в соседнем саду куда-то отлучился сторож. Мы залезли в тот сад. Фрукты так и просились, чтобы их сорвали, и мы принялись за работу: яблоками и грушами набили все карманы, затолкали фрукты в рубашки. Неожиданно появился сторож. Школьный звонок ещё не прозвенел, и мы бросились врассыпную, вбежали в классную комнату, начали освобождать рубашки и карманы от фруктов и прятать их в парты, которые имели закрывавшиеся крышками места для хранения книг и других школьных принадлежностей. Вдруг в класс влетел директор училища господин Бейрах. Лицо его было багровым от гнева. Он приказал, чтобы мы вышли из-за парт, встали и вывернули карманы. У некоторых мальчиков, которые ещё не успели освободить карманы, яблоки и груши посыпались на пол. Вторая команда господина Бейраха была – поднять все крышки парт. Он не пропустил ни одной парты и "конфисковал" все яблоки и груши. После этого последовала уничижительная нотация. В наказание мы стояли около парт целый час, затем нас оставили после уроков переписывать слова и предложения. Это наказание повторялось несколько дней, пока директор не убедился, что такого мы больше не повторим.

В еврейском училище, сразу после поступления туда, я начал изучать русский язык, который распахнул для меня окно в богатейшую всемирную литературу. Читая на русском языке великих классиков, я открывал новые горизонты. Классическая литература, как источник духовного богатства, подсказывала мне новые мысли, понятия и ценности. Сначала в выборе классической литературы я следовал советам моего учителя, позднее – самостоятельно, руководствуясь своими интересами в жизни. У меня появилось неудержимое желание читать и читать.